Кризис капитализма в условиях глобализации. Кризис капитализма и общественный строй новой россии

). Американское политическое издание Foreign Affairs разместило статью с анализом работ трех западных авторов о кризисе глобализации и капитализма. Основыне тезисы таковы. Капитализм исторически связан с демократией. Но дерегуляция капитализма в конце 20 в. стала приводить к таким деструктивным явлениям, как монополизация капитала, денег и власти. Автоматизация производства также стала причиной высокой концентрации капитала, а это плохо для предпринимательства, прав человека, свободы и демократии. Перенос производства в Китай, с использованием труда китайских рабов создало перекос в мировой экономике в условиях глобализации, когда китайские рабы не могут потреблять продукцию, а западные потребители перестали ее производить, и в итоге образовался перекос и разрыв. Глобализация вообще сама по себе привела к расслоению на небольшую группу богатых, и массы бедных людей, в том числе в странах Запада, и к перекосам в мировой экономике. В итоге люмпенизация среднего класса вызвала к жизни рост популизма и кризис демократии.

Восход капитализма и новое рабство.

Немецкий историк Jürgen Kocka в работе «Capitalism: A Short History», пишет, что капитализм это основа модерна, и изначально стал развиваться с появлением права собственности. В основе крупного капитала находится создание крупных организаций с частной собственностью, международная торговля и банки. Банки при капитализме стали расти за счет управления государственными долгами. Треугольник европейского капитализма состоял из следующих углов: вывоз товаров в Африку, обмен их на чернокожих рабов, вывоз африканских рабов в Новый Свет для работы на хлопковых плантациях, и поставка хлопка с низкой себестоимостью за счет эксплуатации рабского труда в Европу для производства тканей. Это в значительной степени позволило Европе стать богаче Ближнего Востока и Китая. За счет роста богатств в странах Запада появились акционерные общества, впервые в Антверпене в 1531 г., и в Амстердаме в 1611, когда Голландия стала центром работорговли. Первый капитал сколачивался на бесчеловечной нелиберальной эксплуатации и рабстве самым варварским способом. После накопления богатства и началось развитие капитализма.

Преступление банкиров.

За красной чертой.

Немецкий социолог Wolfgang Streeck в статье “Buying Time», ссылается на польского экономиста, который исследовал капитализм между мировыми войнами и после 2МВ. Согласно его выводам, рост строительства и производства после войны обеспечил полную занятость, когда работники смогли требовать более высокую зарплату, это привело к повышению цен на продукцию, и в конечном счете к спирали инфляции. Инфляция снизила реальные доходы, начались социальные волнения, и поэтому были повышены налоги на бизнес для компенсации социальных потерь. В 1970-е годы инфляция привела к драматической нестабильности и падению реальных доходов, что вызвало обратную реакцию капитала. Это привело к власти правительства, целью которых было восстановление финансовой стабильности. В том числе за счет роста безработицы. Организации работодателей, вроде Swedish Employers’ Confederation в Швеции и Business Roundtable в США стали требовать от правительств своих стран снижения налоговой нагрузки на бизнес, особенно на высокие доходы владельцев крупного капитала.

Но снижение налогов после рецесси в 80-е во времена т. н. «рейганомики» и «тетчеризма» привело к росту гос. бюджета, гос. долгов, и к росту процентных ставок, связанных с удорожанием обслуживания долга. Начатая Рейганом и Тетчер дерегуляция привела не только к ослаблению социальных прав трудящихся, но и к падению финансовой дисциплины в финансовых институтах, что впоследствии стало причиной финансовых эксцессов и финансового кризиса. Финансвоые учреждения стали искать более надежные и ликвидные активы для вложений, и избрали своей целью долги развитых стран. Правительства, получив в распоряжение финансовые ресурсы, стали наращивать свои долги для финансирования гос. расходов без повышения налогов, и это вызвало рост гос. долгов. Таким образом, если после 2МВ государство финансировалось за счет налогов с труда и капитала, то с началом нео-либеральной эры в конце 20-го века, страны капитализма и демократии стали финансировать свои гос. расходы за счет наращивания гос. долгов, и это в дальнейшем имело большие политические последствия.

Финансовые структуры стали интернациональными, и переключились с обслуживания интересов граждан и национального бизнеса на удовлетворение финансовых интересов крупных финасовых инвесторов, которые получили власть над целыми национальными государствами-должниками. Мировая финансовая система стала силой, более могущественной, чем национальные государства и гражданское общество. Капитализм вроде бы получил второе дыхание, доходы владельцев финансового капитала стали расти, права трудящихся отстаивать повышение зарплаты стали сокращаться, инфляция сменилась дефляцией, что способствовало удорожанию долгов. Начался период экспансии финансов в область потребительского кредитования, «рейганомика» открыла возможность дешевой ипотеки для всех, вследствие чего начал рости финансовый пузырь ипотечных долго в и потребительских долгов, процесс, который Colin Crouch назвал «приватизированный кейнсианизм». Возник эффект потребительского достатка и благополучия, но это была лишь внешняя видимость, иллюзия благополучия.

В этот период потребительского долгового капитализма 3-х последних десятилетий, 1% богатейших людей мира удвоили свои состояния, а у 60% беднейшего населения доходы осталтись на том же уровне, что и прежде. И в 2008 г. финансовый кризис развеял все иллюзии, началась вторая великая депрессия капитализма. Правительства западных стран бросились спасать крупнейшие банки за счет гос. бюджетов, то есть за счет средств налогоплатильщиков. Попытки спасти самых богатых за счет гос. бюджета вызвали взрыв гос. долга, и привели к политике жесткой экономии соц. расходовъ. Это ударило по социальной сфере, и вызвало новый виток кризиса финансирования гос. расходов за счет налогов, потому что налоговая база при росте безработицы стала уменьшаться. Меры по спасению богатых за счет бедных стали фактически ограблением широких масс населения.

Спираль кризиса начала раскручиваться самопроизвольно, когда экономия на социально незащищенных слоях населения привела к уменьшению налоговых поступлений в гос. бюджет, и к еще большему дефициту гос. финансов. Капитал стал закручивать гайки на демократических правах граждан, власть в Европе стала концентрироваться в руках никем не избранной, а сформированной в результате кулуарного сговора правящих элит «технократичексой тройки»: Европейский Центральный Банк, Европейская Комиссия, и Международный Валютный Фонд, которые стали укатывать бульдозером европейские демократичексие страны, вроде Греции.

Таким образом, финансовый капитал сосредоточил в своих руках колоссальные власть и богатства, ограбил целые страны за счет долговой кабалы и колоссаного перераспределения денег от беднейших слоев населенияв в пользу самых богатых. И в итоге завел демократию и капитализм в тупик глубокого кризиса, выхода из котрого до сих пор не видно.

Крах неолиберализма.

Британский журналист Paul Mason в статье «Postcapitalism» пишет о том, что совремнный мировой капитализм находится в глухом тупике. Сегодня капитализм достиг предела возможности адаптироваться к внешним условиям и остановился в развитии. Когда капитализм в 1980-е годы породил идеологию «неолиберализма», и принялся коммодитизировать все аспекты человеческой жизни, он вступил в противоречие с интересами человечества, и к настоящему времени фактически сдох, как система без смысла, цели и будущего. Автор обращается к теории больших технологических циклов российского єкономиста кондратьева, казненного при сталинском режиме в 1938 г. В промышленную єпоху капитализм развивался большими технологическими циклами с фазой развития 50-60 лет, на исходе которых он погружался в кризис, после чего появлялись технологичексие инновации, выводившие его на новый виток.

Новый виток роста приводил к еще большему росту кредита, поскольку промышленный капитализм это кредитная экономика, и рост кредита всегда превышал рост промышленного капитала. Этот феномен в 40-е годы 20-го века описал австрийский экономист Йозеф Шумпетер, который стал автором концепции «креативного разрушения». Но в отличие от Шумпетера, Пол Мэйсон считает роль предпрнимателей в этом слишком завышенной. Первый цикл развивался с 1970 по 1848 годы, когда английские капиталисты стали внедрять в производство паровые двигатели, и пошел на спад после 1820-х годов, что привело к первой депрессии. Второй цикл начался после роволюции 1848 г., когда на историческую авнсцену Европы вышел широкий класс городских бюргеров, и завершился в 1890-х. В этот период началось бурное строительство железных дорог, стали прокладывать телеграфную связь, и активно развивалось судостроение. Международные товарные рынки росли, вплоть до новой депрессии 1870-х годов.

Промышленное производство расширялось, вовлекая в процесс производста все больше рабочих, и тяжелое машиностроение стимулировало болшьшую концентрацию промышленного капитала. Далее распространение электричества вызвало новый, третий большой экономичексий цикл, впервые возникла система массового производства, началась первая индустриальная 1МВ, и этот цикл закончился Великой Депрессией, которая привела к началу 2МВ. После 2МВ четвертый цикл был связан с ростом добычи и потребления нефти, и увенчался производством электроники и синтетических материалов из нефтепродуктов. Появились инновации в сфере управления и организации бизнеса, появился т. н. «эффективный менеджмент». В результате соперничества двух глобальных систем, западной и советской, труд получил временый паритет в правах с капиталом, и впервые появилось такое явление, как «welfare state».

Закат капитализма.

Четвертый цикл достиг пика в 70-е годы, но не скатился в новую «великую депрессию». Это было связано частично с тем, что во первых при Никсоне американский доллар был отвязан от золотого стандарта и мировые валюты перешли на бумажный стандарт. Это позволило американскому правительству более свободно финансировать дефицит гос. бюджета за счет эмиссии доллара, что было невозможно при «золотом стандарте». Во вторых, финансовая накачка накачка потребительских рынков сперва маскировала застой в производстве и потреблении, создавая иллюзию благополучия. Модель Кейнса по стимулированию спроса достигла предела, и уже не работала, но с помощью эрзац-финнасовых инструментов удалось временно замаскировать и отсрочить кризис системы. В третьих, всвязи с глобалтизацией, производство было вынесено в развивающиеся страны Азии с дешевой рабской рабочей силой, что позволило удешевить продукцию и сохранить потребительский спрос в странах Запада. И в четвертых, новые информационные технологии сделали возможным удаленный аутсорсинг, и массовый ввоз дешевой раб. силы из бедных стран создал благополучный экономический фон на пике торжества идеологии нео-либерализма.

Согласно теории Маркса, капитал стремится расшириться на новые рынки, что обесценивает его старые инвестиции, и ради роста прибыли он стремиться заменить труд рабочих машинами, и втянуть в круг эксплуатации все новые массы дешевого труда. Так было во время предыдущих экономических циклов, но в 20 веке капитал столкнулся с организованным сопротивлением трудящихся во главе с профсоюзами. И вместо ужесточения эксплуатации, капитал временно пошел по пути увеличения эффективности, что отразилось в качестве благоприятного эффекта роста доходов как на капитале, так и на труде. Но с появлением нового рабства в странах Юго-Восточной Азии и Китае, производства стали перемещаться туда, и работники Запада стали утрачивать производственную базу для своих социальных прав.

Капитал Запада стал концентрироваться в неиндустриальном финансовом секторе, во многом благодяря удобству появления новых информационных технологий и финансовых инструментов, и капитализм, как система, стал сам себя съедать изнутри. Система, в которой китайские рабы не могут потреблять, а западные потребители перестали производить, не может долго существовать, и в итоге оказалась в кризисе. В принципе, все вышеперечисленные 4 рычага лишь отсрочили кризис капитализма, но они не способны его предотвратить, и более того, искусственно отсроченный кризис после обрушения приводит к еще более разрушительным последствиям. К тому же информационные технологии и свободный доступ в сети в корне подрывают основы капитализма, такие, как право частной собственности и коммодитизацию продукции. Новые информационные сетевые продукты распространяются свободно, всемирно и совершенно бесплатно.

Производители пытаются ограничить свободное распространение информации за счет ужесточения монопольных прав на интеллектуальную собственность, но все это заведомо обречено на провал из за невозможности контроля над нематериальным продуктом. По мнению Мейсона, в посткапиталистическом мире стремление к прибыли не будет определяющим мотивом общественной деятельности, его заменят мотивы более высокого порядка: самореализация, соучастие, право личности и признание. На смену частных продуктов будет приходить все больше общественных, совместных, всеобщих. Главные столкновения в будущем будут происходить между сторонниками сохранения прав частной собственности, и сторонниками свободы, демократии и общественного блага. В результате победы свободы над рабством монополией, собственностью и эксплуатацией, наступит посткапитализм, как высшая форма свободы.

В одной из глав своей статьи “The Rational Case for Panic”, Мэйсон поднимает вопрос, от которого большинство современных экономистов и политиков стараются уклониться, что капитализм просто уничтожает среду обитания человека. К тому же, если на Западе не начнет восстанавливаться производство продукции, то следующее поколение жителей Запада останется без пенсий, потому что они их просто не заработают. Согласно прогнозу организации Organiza­tion for Economic Cooperation and Development, при сохранении текущих тенденций концентрации богатств в немногих руках, бедность в развитых странах в течение нескольких следующих десятилетий, может вырасти еще на 40%, что приведет к самым плачевным последствиям для социального мира и демократии в целом.

И даже такие информационные инновации, как система поиска Google, которая по словам исполнительного ген. директора компании Hal Varian, приносит только американцам ежегодно 150 млн. длр., в виде экономии времени на поиске информации в интернете, не создают реального ВВП, и не могут сами по себе стать основой следующего большого технологического цикла. Капитализм достиг своего потолка, и далее не способен порождать существенные технологические инновации. Дело в том, что новые технологические инновации больше не могут появляться и распространяться без новых социальных инноваций, которые уже находятся за пределами капитализма. Для преодоления кризиса будущего человечеству нужна более человечная система, нежели существующий капитализм, основанный на собственности, эгоизме, отчужденности, эксплуатации, насилии, рабстве, алчности, стяжательстве и неутолимом потреблении.

"Капитализм деградирует и сошел с ума эти" - слова принадлежат не какому-нибудь марксистскому радикалу, а вполне себе респектабельному буржуазному политику президенту Франции Эмануэлю Макрону. Он произнес их в августе накануне собрания Большой семерки - саммита крупнейших империалистических держав, которые определяют судьбу мирового капитализма. Макрон выразил обеспокоенность постоянно растущим глобальным неравенством, однако, умы властителей мира терзают и другие проблемы: мировая экономика растет вяло, инвестиции финансовой спекуляции не дают прежние отдачи, а недовольство массовым притоком мигрантов уже не удается скрыть под маской мультикультурализма и толерантности. На наших глазах капитализм становится все более неправильным, подрывая веру в идею рыночной саморегуляции даже у самых верных ее последователей. Что же случилось с мировым капитализмом за последние годы с момента глобального кризиса, который разразился уже более 10 лет назад?

Окружающий нас мир сильно изменился а его противоречия, которые накапливались десятилетиями, сегодня приобретают самые уродливые формы. Итак, острая фаза Великой рецессии давно прошла, а мировой капитализм всё никак не выйдет на докризисные темпы роста. В 2018 году мировая экономика выросла чуть более чем на три процента и это почти на треть меньше, чем в середине 2000-х, но это еще не самая большая проблема.

Были времена и похуже. Ярче всего проблема капиталистической экономики, которая зарождалась и всегда существовала как глобальная экономическая система, отражает состояние самой глобализации, то есть международных экономических отношений. Но как измерить глобализацию? Это можно сделать, соотнеся объемы международной торговли и инвестиций к мировому ввп. Этот показатель стремительно рос всю докризисную эпоху, и в 2007 году он достиг своего максимума в 51 процент, увеличившись на 30 процентных пунктов с середины 80-х, а вот после мирового кризиса происходит последовательное снижение этого индекса глобализации, который сегодня составляет около тридцати одного процента.

Одновременно с этим сокращается значимость такого традиционного элемента мировой капиталистической экономики, как глобальные цепочки добавленной стоимости. Если с 95 по 2007 год доля чистого национального производства мирового ВВП упала с 86 до 79% (то есть национальные компании вытеснялись транснациональными), то 2009 года это значение вновь выросло на 2 процентных пункта.

В то же время прибыли 700 крупнейших транснациональных корпораций, базирующихся в странах капиталистического, центра упали на 25 процентов. Вместе с этим росла прибыль предприятий, ориентированных на национальный рынок. Подорванным оказался и мировой рынок капитала. Только 2017 году резиденты США сократили инвестиции в Европу в 10 раз, выведя из стран еврозоны 274 миллиарда евро.

Европа не осталось до лгу, сократив вложения в Соединенные штаты на 67 миллиардов евро.

Естественно, эти тенденции сопровождаются изменениями в политическом поле, которое характеризуется сегодня всеобщим обострением протекционистских тенденций. За последние 10 лет государствами было принято около 6000 мер, регулирующих международную торговлю, инвестиции и миграцию, и три четверти из них носили ярко выраженный протекционистский характер. Только четверть было направлено на либерализацию международного движения капиталов, рабочей силы и товаров.

Лидером современного протекционизма являются Соединенные штаты. Самый свежий пример - торговая война США с Китаем, в котором американское государство увеличило ввозные пошлины на китайские товары на сотни миллиардов долларов.

Однако, было бы ошибкой связывать такое поведение США с личностью Трампа, который всегда отличался агрессивной изолиционистской политической позицией. Ещё в последний период правления Обамы США увеличили количество ограничительных мер в три раза в первую очередь против стран ЕС. Естественно, это вызвало ответные меры со стороны европейских государств.

Все мы знаем о том, что производства были переведены из Европы и Соединенных штатов в Азиатский регион. Это привело к стремительному расширению глобального рынка труда и снизило капиталовооруженность рабочей силы в мире на 60 процентов. Естественно, это позволило западным корпорациям существенно снизить свои издержки: импортные цены для американских компаний резко упали. И если мы посмотрим на динамику последних десятилетий то обнаружим, что они росли в одну 1.6 раза медленнее, чем инфляция в Соединенных штатах. Однако, такая попытка развивать одну часть мировой экономики за счет угнетения другой, создает проблемы в развитии не только у объекта эксплуатации, но и у самого эксплуататора и в конечном счете провоцирует такие противоречия в развитии мировой экономики, которые приводят к кризису всей системы.

Возможность эксплуатировать дешевую рабочую силу снизила интерес западных экономик к инвестициям в новые технологии, которые замедлились в последнее десятилетие. Вот например как выглядит динамика темпов роста инвестиций в IT - передовой сектор современной экономики и науки. Этот показатель стремительно рос до 80-х годов, после чего начинается его фактическая стагнация которая продолжается по сей день. В 90-е этот застой временно сменился бурным ростом, но он закончился так называемом кризисом доткомов и, как выяснилось, носил чисто спекулятивный характер.

Что характерно, в 2000-е годы, рост экономики не сопровождался увеличением темпа приращения инвестиций в сферу информационных технологий, а наоборот наблюдалось даже небольшое падение этого показателя. Одновременно, замедлялось приращение инвестиций в основной капитал. Если в послевоенные годы они увеличивались ежегодно в среднем на 4 процента, то в 80-е годы уже на 2,9%, а в последнее десятилетие лишь на 1.8%.

Естественно, это повлекло за собой и замедление роста производительности труда. После Второй мировой войны она прирастала со скоростью свыше 3% в год, а в последние десятилетия менее 1.5%. Применение дешевой рабочей силы подорвало и структуру занятости как в центре мирового капитализма, так и на периферии. В период с 90-х годов по сегодняшний день, наибольший прирост рабочих мест в американской экономике наблюдается в наименее оплачиваемых, самых низкопроизводительных отраслях. При этом высокопроизводительных секторах экономики рабочие места не создаются или создаются небольшом количестве.

В то же время западные корпорации стали сокращать зарплаты своим рабочим 70-х годов рост заработных плат все больше отстает от роста производительности труда, а инфляция наоборот опережает его. Эти тенденции привели к росту социального неравенства во всем мире. Она выросла не только в США и Европе, но и в экономиках периферии. Например, в Китае, где главным бенефициаром роста национальной экономики по 15% год были в первую очередь китайские олигархи, которые уже догнали своих американских коллег и теснят их на первых строчках журнала Forbes. При этом простые китайские рабочие куда медленнее увеличивает свое благосостояние, платя за него совершенно не эквивалентную цену, работая часто в тяжелых изнуряющих условиях, без достаточной социальной защиты со стороны государства.

Идея экономической глобализации происходит вовсе не из интеграционных гуманитарных стремлений, как может показаться или декларироваться. Современная «глобализация» это сугубо капиталистическая инициатива и причиной глобализации является очень простой и неумолимый тренд, заложенный в саму механистическую сущность рынка и рыночных отношений. Суть в том, что всякая рыночная ниша (вакуум нужды и пространство возможностей для активности, конкурентной борьбы) рано или поздно заполняется, рыночные механизмы в этом сегменте попросту перестают работать, а выгода (разница между спросом и предложением) стремиться к нулю. В этой стадии вы либо удешевляете себестоимость, любыми легальными способами (что, в частности, стало причиной вывода американского производства за рубеж), либо из капиталиста-предпринимателя переходите в формат социалиста-хозяйственника, и просто производите товар для его производства, продавая по себестоимости с минимальной наценкой, требующей покрытие текущих расходов. Соотношение цена \ качество выравнивается по всей плоскости рынка, потребителю предлагается один и тот же товар, разве что под разными именами, но и это различие -- лишнее, пережиток.

Схема проста и понятна до примитивности. Анархический капитализм цвёл и благоухал ровно до того момента, пока все основные рыночные ниши не были выработаны как золотые жилы, остался один грунт. Изначально он не ожидал, что есть предел необходимости в масштабах всего рынка, он думал, что ключевые факторы рынка вечны, что рост населения, обеспечивающий количественное расширение спроса + технический прогресс, обеспечивающий качественное изменение спроса - вечный двигатель капитализма. Оказалось, что это не так:

Темпы роста населения обратно пропорциональны качеству жизни, хорошо плодятся и размножаются только неразвитые социальные группы, а цивилизация привносит качественный акцент на замену количественному. Эффект новизны инноваций компенсируется ростом эффективности и экономичности производства. В итоге, рано или поздно встаёт вопрос либо о полной социализации капитализма, что затруднительно и психо-ментально и фактически, как невозможно волчью стаю сделать стадом овец; либо рынок должен расширяться искусственным путём.

Искусственное внутреннее расширение рынка породило торговлю будущим и виртуализацию капитала - фьючерсы, ипотечное кредитование, спекуляции, алгоритмический трейдинг и пр. Деньги перестали быть эквивалентом и стали самоценны, что автоматически начало уничтожать реальный сектор экономики.

Искусственное внешнее расширение породило концепцию глобализации, реальной причиной которой является не эволюция и здравый смысл, а массовый голод акул капитализма. Неосознаваемая цель глобализации (в её нынешней мотивации и виде) - достигнуть предела насыщения рынка в масштабах планеты и окончательно погибнуть от перепроизводства. Это предельный масштаб. По идее вся планета должна стать капиталистической наднациональной Торговой Империей.

Рост национализма, отмечаемый сегодня, вызван неизбежной реакцией, инстинктом самосохранения и сопротивлением на местах. По сути, современный человек (западный, в основном) сегодня встаёт перед выбором:

Либо он отказывается от локальных государств в пользу глобальной экономики, блага которой весьма сомнительны, поскольку капитализм никогда не преследует социальных целей, эти овечьи цели (по теории) достигаются как следствие волчьей активности, но только если "рыночные механизмы" работают, а они уже не работают, пастухи едят овец.

Либо он отказывается от капитализма в пользу социализма, или хотя бы некой гибридной адаптированной версии хозяйствования, но в любом случае это будет слом всей парадигмы мышления, мотивировки, психологии, социальных традиций, буржуазных вековых устоев, буржуазной культуры и политики. Стоит ли сомневаться, что человек не силён в методах изменения собственного мировоззрения, он будет гнуть свою линию упрямо и до предела объективных возможностей.

Мировой кризис выражает только этот слом сознания, на фоне спорадических и теряющих силы попыток мирового капитала сформировать глобальный рынок какими-то договорами, подкупами, угрозами. Естественно, что основанная масса человечества против этого, она по природе своей социальна, не анархична, она вовсе не горит желанием пойти на корм акулам, но и последним деваться некуда, позади только свалка истории.

Кроме глобализации есть, конечно, и ещё один механизм решения проблемы перепроизводства - ликвидность, износ, старение, энтропия. Но ликвидность всего чего угодно, в массовом масштабе и в скорейшем времени обеспечивает только война.

Отсюда мы имеем то, что имеем.

Кризис мировой экономики 2000-х годов вновь актуализировал вопрос о закономерности кризисных эпох при капитализме. Отвечая на него, автор выявляет методологические изъяны доминирующей в современном мире неоклассической школы экономической науки. Методологические подходы, выявляющие системные основы капитализма, автор обнаруживает в альтернативных по отношению к неоклассике школах мировой науки, продолжающих традицию классической политической экономии (таких, как марксизм, посткейнсианство, неорикардианство, старый институционализм, мир-системный анализ и др.). Автор анализирует эволюцию мирового хозяйства в эпоху глобализации, когда мирохозяйственные процессы стали доминировать над народнохозяйственными, а финансовый сектор обрел автономию и, более того, господство над реальным. Эти процессы, по мнению автора, обусловили неизбежность и закономерность нынешнего глобального кризиса. Автор рассматривает институциональную природу отечественного капитала и на этой основе предлагает модель сформировавшейся в постсоветской России экономической и социальной системы.

Кризис капитализма и общественный строй новой России

Кризис мировой экономики 2000-х годов поставил под вопрос авторитет доминирующей в современном мире неоклассической школы экономической науки . Она не располагает инструментами анализа, с которыми можно подой­ти к проблеме, поскольку отрицает закономерность происхождения кризисов при капитализме. Это связано с постулатом об экономическом равновесии, к которому рыночная экономика якобы устремляется автоматически, если она предоставлена своим собственным, стихийным силам. Те же принципы были приняты в современной России как основа экономической науки. Между тем, спад российской экономики превзошел таковой в развитых капитали­стических странах (см. ниже). Таким образом, современный кризис мировой экономики ставит перед отечественными экономистами не только пробле­му неадекватности неоклассики, но и нелегкий вопрос о природе сложив­шегося в стране нового общественного строя.

Классика против теории равновесия

Мировоззренческое ядро неоклассической школы образуют несколько постулатов, предполагающих эффективный механизм рыночной саморегу­ляции. Это, прежде всего, гипотеза "рационального экономического чело­века", обладающего такими мощными вычислительными способностями, которые позволяют точно рассчитать распределение вероятностей для основ­ных экономических величин, и максимизировать ожидаемую полезность своих действий (приобретаемых благ или ожидаемой прибыли). На этом постула­те покоится теория общего равновесия, согласно которой в рыночном хозяйстве, предоставленном своим внутренним силам, ожидания хозяй­ственных агентов непременно оправдываются. В этом случае в хозяйствен­ной системе не возникает внутренних импульсов к изменениям и наступает равновесие. Его частью является сдвиг к Парето-оптимальности, т.е. такому состоянию, когда никто не может повысить свое благосостояние, не умень­шив благополучие кого-то другого. Неоклассика отрицает даже теоретическую возможность эксплуатации труда при капитализме, утверждая, что распре­деление доходов в буржуазном обществе происходит строго в соответствии с вкладом факторов производства: зарплата соответствует предельному продукту труда, а прибыль - предельному продукту капитала. Рынки капитала оптимально распределяют риски инвесторов, повышая устойчивость систе­мы в целом. В таком абсолютно бесконфликтном мире никакие кризисы воз­никать не могут. Разумеется, неоклассики признают, что в истории капита­лизма случались трудные времена, однако они объясняют их различными при­чинами, внешними по отношению к фундаментальным основам капитализма.

Этой благостной картине противостоят альтернативные по отношению к неоклассике школы мировой науки, продолжающие традицию классической политической экономии. К ним относят марксизм, посткейнсианство, неорикардианство, старый институционализм, эволюционное направле­ние, французский дирижизм и некоторые другие течения . На мой взгляд, наиболее глубокую основу текущего мирового кризиса вскрывает трудовая теория стоимости. Для того чтобы лучше понять это, необходимо сде­лать небольшое отступление в философию науки.

Современная школа "критического реализма" делает значительный акцент на понятие "отсутствие", как на важнейшую онтологическую харак­теристику. К.Артур рассматривает ее в связи с исходным понятием гегелевской логики - "чистого ничто", отрицающего "чистое бытие" . В литературе отмечается, что Гегель проследил из исходной категории лишь линию бытия, тогда как по сути своей системы он должен был предложить и своеобразную отрицательную, "направленную вниз спираль" ничто, отсутствия, разрушения . К.Артур связал этот подход с идеей К.Маркса о гос­подстве стоимости над потребительной стоимостью товара, абстрактного тру­да над конкретным: "В самом сердце капитализма помещается пустота" . Эта особенность исходной категории системы К.Маркса ста­новится основой для господства капитала, подчиняющего самовозрастанию стоимости всю экономику буржуазного общества. В этом контексте и экс­плуатация понимается как присвоение неоплаченного продукта труда рабоче­го. Сегодня К.Артур мог бы сослаться на мировой экономический кризис как на эмпирическое подтверждение "негативной спирали" отрицания, свой­ственной капитализму. В самом деле, чем иным, как не господством парази­тического - т.е. чисто разрушительного - капитала является распростране­ние пресловутых деривативов, отрыв финансового сектора мировой экономики от реального и перетекание капитала из последнего в первый?

Частью трудовой теории стоимости является учение о "товарном фети­шизме", в основе которого лежит гегелевское понимание "отчуждения". В бур­жуазном обществе, полагал К.Маркс, продукты труда отчуждаются от их соз­дателя и противостоят ему. В обобщенном виде под этим явлением понимаются стихийные процессы, возникающие из случайного взаимодействия индивидов, но неподконтрольные им и представляющиеся в сознании отдельных людей как самостоятельная и необъяснимая разрушительная сила [Богданов 1910].

Частным случаем товарного фетишизма является "фиктивный капитал", т.е. спекулятивный финансовый капитал в современной терминологии. По К.Марксу он лишь представляется самостоятельной сферой бизнеса, соз­дающей прибыль. На самом деле стоимость в этой сфере не создается, а толь­ко перераспределяется (сегодня выражают ту же мысль, когда говорят: стои­мость финансовых активов выражает оценку инвесторами будущей доходности реальных активов). Фиктивный характер спекулятивного богатства обнару­живается во время периодически происходящей биржевой паники (сегодня говорят: когда лопается "финансовый пузырь").

Получается, что теория стоимости К.Маркса, взятая в ее классическом виде и в современных интерпретациях, в отличие от неоклассики позволяет про­следить источник нынешнего мирового кризиса к самим основам буржуаз­ного общества. Если данная оценка верна, то элементы марксистского под­хода должны в неявном виде воспроизводиться и другими школами эконо­мической науки, отразившими те или иные существенные стороны совре­менного мирового кризиса . Ниже будет показано, что именно это характерно для ряда немарксистских концепций рассматриваемого явления.

Глобализация, финансы и реальный сектор

Сам факт мирового финансово-экономического кризиса является нагляд­ным опровержением неоклассического мировоззрения. Чтобы понять исто­ки нынешних процессов в мировой экономике, надо рассмотреть вопрос о сущности глобализации как современного состояния мирового хозяйства.

Это явление часто отождествляют с развитием разнообразных составляющих международных экономических отношений - международного разделения труда, прямых иностранных инвестиций, мирового финансового рынка и т.д. Однако взятые сами по себе подобные факты не проясняют новизны совре­менной ситуации по сравнению с тем, что известно о нарастании значения мирового рынка на протяжении всей известной истории человечества. Между тем глобализация представляет собой качественно новый феномен, состоящий в том, что, начиная с рубежа 1970-1980-х годов, мирохозяйствен­ные процессы начали доминировать над народнохозяйственными . С этого момента современный капитализм обретает целый ряд новых свойств, что, в частности, оказало решающее влияние на условия развития нашей страны. Важнейшими предпосылками глобализации стали небывалый послевоенный бум экономики и сопровождавшая его научно-техническая революция. В этот период появились современные коммуникации и средства связи. Новые финансовые и информационные технологии многократно уве­личили доступность финансовых ресурсов для экономических агентов. Кроме того, резко возросла мобильность факторов производства, прежде все­го, капитала. Изменившийся масштаб финансового рынка выразился в многократном усилении международного перелива капитала.

Важным результатом глобализации стал кризис кейнсианской системы государственного регулирования экономики, который способствовал воз­рождению неоконсерватизма и неоклассической экономической теории. Дело в том, что кейнсианство считало национальное правительство главным своим инструментом. Государственное воздействие на совокупный спрос через управление величиной денежной массы закономерно предполагает национальные рамки народного хозяйства. В условиях же глобализации попытка увеличения совокупного спроса через наращивание количества денег ведет, например, к тому, что банки покупают ценные бумаги другой страны вместо кредитования отечественных фирм. Это означает, что стимулирующий производство эффект уходит за границу. Именно по этой причине, начиная с 1970-х годов, попытки традиционными кейнсианскими методами стимулировать производство через государственные расходы приводили не к оживлению экономики и уменьшению безработицы, а к усилению инфляции. "Неизбежен вывод, что технологии создали мир, который более не может быть эффективно составлен из индивидуальных национальных экономических организмов", - констатировал бывший министр финансов США М.Блюменталь еще в конце 1980-х годов . "Если крупные корпорации в значительной мере оторвались от национальных корней , то это еще более верно в отношении работающей 24 часа в сутки, пере­секающей границы и охотящейся за прибылью системы международных финансов", в которой огромные капиталы движутся между странами в соот­ветствии с прогнозами их перспектив . Финансовый рынок, по существу, превратился в самодовлеющую силу. Его объем стал беспреце­дентным. В то же время большинство осуществляемых на нем сделок связаны не с обслуживанием реальных инвестиций и торговли, а являются спекуляциями. Национальные валюты развитых государств обращаются при этих операциях в объемах, намного превышающих их оборот внутри данных стран.

Теперь хорошо известно, что важной предпосылкой нынешнего мирово­го экономического кризиса стал радикальный отрыв финансового сектора мирового хозяйства от реального. Согласно популярной сегодня "финансо­вой теории инвестиций" американского посткейнсианца Хаймана Минского (1919-1996), "денежный менеджер", т.е. управляющий инвестиционным фондом, вытеснил промышленника как главную фигуру мирового капита­листического класса . Этот факт отразил глубокие изменения в самой структуре мирового хозяйства. В последние деся­тилетия прошлого века стоимость ценных бумаг развитых капиталистических стран увеличивалась примерно на 6% в год, что вдвое опережало рост выпус­ка товаров. Совокупная стоимость финансовых активов стран-членов ОЭСР на рубеже веков превышала общий объем их производства в два раза . В 2009 г. стоимость мирового ВВП достигла 55 трлн долл., в то время как общая стоимость деривативов всех видов составила абсурдную цифру в 900 трлн долл.

Согласно "гипотезе финансовой нестабильности" Х.Минского, финансо­вый сектор аккумулирует неблагоприятные сигналы, идущие из реального сек­тора, усиливает их и "транслирует" обратно, обрушивая экономику .

В основе этой теории лежит одна из наиболее глубоких идей Дж.Кейнса - идея фундаментальной неопределенности. Выдающийся английский экономист полагал, что в наиболее важных экономических процессах - например, при осу­ществлении инвестиций - мы сталкиваемся с явлениями, вероятность наступ­ления которых не может быть количественно определена. Это и есть фунда­ментальная неопределенность, в отличие от неоклассического риска, который всегда можно подсчитать и рационально учесть . В реальном мире, будущее кото­рого непредсказуемо, никакие вычислительные способности не могут спасти рационального "экономического человека" от провала его ожиданий. В силу этого, считал Дж.Кейнс, капиталистической экономике внутренне присуща нестабильность. Отметим, что эта содержательная концепция хорошо сочетается с рассмотренными выше взглядами К.Маркса. Более того, К.Маркс дал более глубокое толкование источников этой проблемы. В самом деле, у Дж.Кейнса неопределенность вытекает из природы мира и человека как таковых. Однако проблемы, рассмотренные великим английским мыслителем, связанные с неопределенностью относительно будущих прибылей, присущи именно бур­жуазному обществу, но не характерны для дотоварных форм хозяйства и совет­ской экономики, хотя им были свойственны другие формы неопределенности. К.Маркс же объясняет возникновение неопределенности будущего из специ­фической общественной формы капитализма как системы товарного про­изводства. Действительно, проблема заложена в самом определении товара, ибо не всякий труд создает стоимость, а лишь тот, который создает потребитель­ную стоимость. Отсутствие гарантий того, что товар будет признан рынком, лежит в основе всех видов неопределенности, найденных Дж.Кейнсом в капиталистической экономике. Примером может служить ожидаемая доход­ность инвестиций. Мнение английского экономиста о том, что спекулятивный финансовый рынок является могущественным источником нестабильности и неопределенности, стало отправной точкой для анализа Х.Минского.

Согласно взглядам последнего, капиталистическая конкуренция в период "ста­бильности" побуждает финансовых инвесторов обращаться ко все более рис­кованным вложениям. На этом основании Х.Минский отвергал теорию обще­го равновесия, полагая, что периоды последнего являются лишь ступенью к новым кризисам . Неизбежное обесценение этих спекулятивных финансовых активов и породило мировой экономический кризис 2007-2008 гг.

На мой взгляд, рассматриваемый подход является лишь частным случаем, блестяще подтверждающим теорию "фиктивного капитала" К.Маркса. Однако взятая сама по себе концепция "финансового пузыря" не отвечает на главный вопрос: а что послужило причиной отрыва финансового сектора от реального? Между тем, на этот счет в литературе есть заслуживающие вни­мания суждения.

Структура мирового хозяйства

Важнейшей непосредственной причиной появления капитализма "денеж­ного менеджера" стало замедление среднегодовых темпов роста в американской экономике и в мировом хозяйстве после 1980 г., т.е. после оконча­ния "золотого века" послевоенного капитализма . Произошло и соответствующее падение прибыльности вложений в реальные активы. Именно на этом фоне финансовые спекуляции стали гораздо более привлекательны, чем вложения в реальное производство.

Для того чтобы понять, почему это произошло, надо рассмотреть струк­туру современного мирового хозяйства. Неоклассики изображают его как сообщество равноправных конкурентов. В действительности же мировой рынок является иерархическим. Согласно теории капитализма как мировой системы И.Валлерстайна , существуют центр (развитые капи­талистические страны) и периферия (бывшие развивающиеся страны) миро­вого хозяйства. Связи между ними характеризуются отношениями господства и подчинения. Большую роль в этом играет именно мировой финансовый рынок. Как отмечает П.Дэвидсон, "в последние десятилетия двадцатого века волны бегства капитала истощили ресурсы относительно бедных стран в поль­зу более богатых, что увеличило неравномерность глобального перераспре­деления дохода и богатства" .

В условиях роста мобильности факторов производства в последние деся­тилетия происходила интенсивная миграция промышленности из развитых стран центра в страны с низкой оплатой труда, т.е. на периферию мирового капитализма. Подобный процесс получил название деиндустриализации эко­номик развитых стран. В результате шло выравнивание заработной платы работников низкой квалификации по регионам с невысокой оплатой труда. Это было характерно и для высокоразвитых государств. В частности, реаль­ная часовая ставка оплаты труда американцев без высшего образования упа­ла с $11,85 в 1973 г. до $8,64 в 1993 г. В начале 1970-х годов 5% самых бога­тых домохозяйств получали доходы в 10 раз большие, чем 5% самых бедных. К середине 1990-х годов эта разница выросла до 15 раз . С 2001 по 2004 гг. совокупные доходы американских домохозяйств оставались практически неизменными, а в 2004-2007 гг. их рост был сконцентрирован главным образом в верхнем дециле населения и был обусловлен ростом дохо­дов от финансовых активов [Горюнов б.г.].

Снижение заработной платы и рост безработицы сформировали еще одну важную черту глобального капитализма - отставание совокупного спроса от совокупного предложения на мировом рынке. Этот факт проявляет­ся в резком росте в последние два десятилетия объемов избыточных про­изводственных мощностей в мировом масштабе. Например, если в 1985 г. в мировом автомобилестроении не использовались 25% основных фондов, то в 1995 г. уже 30%, а еще через 5 лет эта цифра приблизилась к 36%. Сходные процессы характерны для авиастроения, химической и сталелитейной про­мышленности, производства полупроводниковой техники и т.д. . В США недозагрузка производственных мощностей в среднем за период 2000-2009 гг. составила 24% (ср. с 12,2% за 1948-1959 гг.), а в 2009 г. достигла рекордной цифры в 33,1%! . Следствием этого и является паде­ние доходности инвестиций в реальный сектор мировой экономики. В этих условиях относительная доходность спекулятивных операций на финансо­вых рынках резко возросла, и капитал стал в массовом масштабе перетекать сюда из производственной сферы.

Таким образом, истоки отрыва финансового сектора от реального, а, сле­довательно, и современного мирового финансово-экономического кризиса, прослеживаются к самим основам глобального капитализма, к присущей ему специфической форме эксплуатации труда в виде неравноправных отноше­ний центра и периферии.

Возвращение "великой депрессии"

Мировой экономический кризис стал полной неожиданностью для пред­ставителей неоклассического мэйнстрима. По иронии судьбы в 2003 г., т.е. в тот самый момент, когда кризис стремительно приближался, один из при­знанных "гуру" неоклассики - лидер школы рациональных ожиданий и нобе­левский лауреат по экономике - профессор Чикагского университета Роберт Лукас сподобился заявить, что "главная проблема предотвращения депрес­сий разрешена с точки зрения всех практических целей" [цит. по: Krugman 2009: 9]. Подобная демонстрация безудержного оптимизма как раз накану­не очередного краха становится уже традицией экономистов-неоклассиков. Буквально за несколько недель до обвала на нью-йоркской фондовой бир­же в октябре 1929 г. ведущий неоклассический теоретик того времени - Ирвинг Фишер - не моргнув глазом, заявил, что "котировки акций не слишком высо­ки, и Уолл-стрит не испытает ничего вроде краха" [цит. по: Ahamed 2009: 350].

Подобная слепота видных представителей неоклассики не случайна. Она определяется рассмотренными выше догмами этой школы, предполагающими эффективный механизм рыночной саморегуляции, основанный на равновесии спроса и предложения. Между тем, как указывалось выше, рынки капитала по своей природе предполагают спекулятивный перегрев, отклоняющий экономику от равновесия. "Сегодняшний рынок нефти является подобным при­мером, когда ограниченное предложение вызывает повышенный спекуля­тивный спрос. В то время как потребители нефти сокращают свои закупки в ответ на ограничение предложения и более высокие цены, спекулянты (инве­сторы) нефтью движутся в противоположном направлении и увеличивают свои закупки" . Результатом стал неудержимый рост цен на нефть в 2000-е годы. Сходная ситуация сложилась и на рынке недвижимости США (см. рис. 1).

Рисунок 1. Спекулятивный "пузырь" на рынке недвижимости США

Источник: .

Рисунок иллюстрирует стремительный рост цен на недвижимость в США в 2000-е годы, что является беспрецедентным для более чем столетней исто­рии этого рынка. Чисто спекулятивный характер "пузыря" виден из сопо­ставления индекса роста цен с показателями, которым он должен соответ­ствовать в равновесной экономике - с темпами роста строительных издер­жек, населения и ставок процента. Подобным же образом происходил спе­кулятивный разогрев и всех остальных мировых рынков капитала.

Это привело к целому ряду локальных кризисов, потрясавших мировое хозяйство в последние десятилетия и предшествовавших нынешнему кризису. Их неполный список включает: мексиканский кризис задолженности 1982 г., обвал нью-йоркской фондовой биржи 1987 г., многолетний застой японской экономики после обвала цен на акции и недвижимость в 1990 г., так наз. кризис текилы в Мексике 1994 г., азиатский кризис 1997 г., российский дефолт 1998 г., обвал акций сектора информационных технологий в США 2000 г., аргентинский кризис 2001 г. Все эти события имели некоторые общие чер­ты: им предшествовал бум цен на предмет финансовых спекуляций с после­дующим обвалом, чаще всего вызывавшим спад реального сектора. Временное разрешение этих кризисов достигалось за счет чисто кейнсианского массо­вого "накачивания" совокупного спроса за счет разового впрыскивания в эко­номику денежной наличности. Однако всякий раз кризисные явления ста­новились все сильнее, а антикризисные меры имели все меньший эффект.

На рис. 2 изображены два главных спекулятивных "пузыря" в американ­ской экономике, из связи которых возник текущий мировой финансово-эко­номический кризис. Первый "горб" выражает отношение стоимости акций к средним доходам американских компаний за предыдущее десятилетие, что позволяет сгладить эффект циклических подъемов и спадов. Это стандарт­ный показатель, по которому судят об обоснованности роста котировок акций. График отражает стремительный спекулятивный перегрев рынка в 1995-2000 гг., закончившийся знаменитым обвалом ценных бумаг компаний информа­ционных технологий.

Рисунок 2. "Пузыри" фиктивного капитала в США

Примечание. По левой шкале отложено отношение стоимости акций к доходам компаний (сплошная кривая). По правой шкале отложено отношение средней стоимости жилья к средней величине арендной платы (пунктирная кривая). Источник: .

Считается, что общий спад американской экономики был тогда пред­отвращен благодаря умелым и своевременным действиям председателя Федеральной резервной системы США Алана Гринспена, резко увеличившего денежную массу в стране. Наверное, это сыграло свою роль. Однако рис. 2 пока­зывает еще более важный фактор, замедливший обвал рынка ценных бумаг, - раздувание нового "пузыря" на рынке недвижимости. Сюда начал быстро пере­текать спекулятивный капитал, привлеченный новыми перспективами делать деньги "из воздуха", благодаря пресловутым деривативам. Именно новая область спекуляций, открытая финансовым "гением" А.Гринспена, позволила предотвратить надвигавшийся спад в американской экономике в 2000 г.

Цены на американском рынке недвижимости, как видно на рис. 1, стали стре­мительно расти с середины 1990-х годов. Это породило необоснованную уве­ренность в том, что инвестиции на этом рынке практически безрисковые.

Покупатели домов смело брали ипотечные кредиты, рассчитывая, что пока они будут выплачивать свой долг, цена недвижимости превысит занятую сумму денег. На тех же ожиданиях покоился и расчет банков-заимодавцев. Если даже должник окажется несостоятельным, то можно будет продать его подорожав­шую недвижимость и компенсировать долг. Более того, обязательства долж­ников систематически выплачивать определенные суммы оказалось возмож­ным использовать как залоговое обеспечение для получения новых кредитов . Возникавшее кредитное обязательство, в свою очередь, исполь­зовалось как залог под новый кредит. Несколько звеньев подобной цепочки и образуют так наз. "деривативы", т.е. производные финансовые инструменты. "Иррациональным богатством" (т.е., по существу, фиктивным капиталом) назвал Роберт Шиллер спекулятивные активы подобного рода .

Нетрудно заметить, что уверенность в надежности вложений на этом рын­ке вытекает из слепой веры в неоклассическую догму равновесия рыночной экономики. Конец этой иллюзии пришел в 2007 г., когда казавшийся незыб­лемым рост цен на жилье на американском рынке сменился его спадом. Теперь все стало изменяться в обратном порядке - покупатели домов оказывались должны больше, чем стоила их недвижимость. Стали нарастать случаи несо­стоятельности должников, и залоговое обеспечение обесценивалось по всей цепочке деривативов. Это и вызвало обесценение активов финансового рынка, породив волны банкротств, распространившиеся на другие рынки: кре­дитных карточек, автомобильных займов, муниципальных ценных бумаг, кор­поративных займов и т.д. Единство глобального финансового рынка про­явилось в том, что финансовый кризис быстро перекинулся на рынки Германии, Франции, Великобритании и других стран. "Мрачная петля обратной связи проблем, исходящих от Соединенных Штатов, охватываю­щих остальной мир и возвращающихся обратно, определенно еще не исчер­пала своей силы" .

Действительно, несмотря на осуществление "плана Обамы" и меры дру­гих правительств по всему миру, увеличивших денежную массу на триллио­ны долларов, мировая экономика далека от стабильности. Об этом говорит кризис эмирата Дубай, который был спасен от банкротства только новыми займами, а также надвигающаяся угроза дефолта целого ряда стран ЕС. Особую роль здесь играет кризис греческой экономики. Социальная и поли­тическая стабильность в этой стране, пережившей ожесточенную граждан­скую войну в годы после Второй мировой войны, зиждилась на кейнсианском государстве благосостояния. После бегства с охваченных кризисом рынков Юго-Восточной Азии в 1997 г., мировой спекулятивный финансовый капи­тал облюбовал Грецию. Эта страна "еврозоны" казалась инвесторам надеж­ной сферой вложений, т.к. ее банковская система опиралась на поддержку мощных экономик Старой Европы. Греческий капитал, получив огромные ресурсы в виде внешних заемных средств, попытался реализовать свои ста­рые амбиции стать финансовым центром Южной Европы. Таким образом, вместо того, чтобы использовать приток финансовых ресурсов для модер­низации национальной экономики, греческая буржуазия начала осуществ­лять масштабные спекулятивные инвестиции в соседние государства. В условиях обесценения финансовых активов и глобального банковского кризиса эти вложения были в значительной мере потеряны, и над самой Грецией нависла угроза дефолта по внешним обязательствам. Между тем, держателями облигаций государственного займа этой страны являются крупнейшие бан­ки Германии, Франции, Великобритании и других развитых стран. Дефолт Греции вызовет банковскую панику и у них. Вот почему Евросоюз и МВФ были вынуждены предоставить огромные займы должнику. В ответ греческое пра­вительство покорно приняло режим строжайшей экономии бюджетных расходов для снижения государственного долга. Это означает резкое сокра­щение расходов на социальные цели, снижение реальной заработной платы и, по существу, отказ от государства благосостояния. Получается, что за мно­голетнюю авантюрную и безответственную стратегию греческой буржуазии должны заплатить трудящиеся. Именно это и вызывает законный протест широких слоев греческого населения .

Думается, что рано говорить о преодолении мирового кризиса, ведь институциональная природа глобального капитализма никак не изменилась, а массированное накачивание крупнейших экономик денежной налич­ностью еще более увеличило задолженность развитых государств мира. Это означает, что кризис, скорее всего, развернется с новой силой после окон­чания нынешней передышки. Что в этих условиях будет происходить с мировой экономикой, можно предположить по событиям в Японии послед­них двух десятилетий.

Как уже упоминалось выше, эта страна стала жертвой спекулятивного бума на рынке ценных бумаг и недвижимости еще в 1980-е годы. В 1990 г. "пузырь" лопнул, и в течение последующих лет котировки акций японских компаний 51 упали на 54%, а цены на землю в шести крупнейших городах - в среднем на 87% . Это привело к обесценению активов многих японских ком­паний и внезапному уменьшению их капитала. В результате отношение кор­поративных долгов к собственному капиталу фирм резко возросло. Во мно­гих случаях долги превысили собственный капитал, что означало техническое банкротство компаний. С этого момента главной целью большинства япон­ских корпораций стала не максимизация прибыли и не завоевание новых рын­ков или внедрение технического прогресса, а выплата образовавшихся дол­гов. Возникла парадоксальная ситуация: страна располагала современным научно-техническим потенциалом, сильными позициями на мировом рын­ке, устойчивой национальной валютой, высокими прибылями от экспорта, положительным сальдо платежного баланса, т.е. казалось бы, всеми предпо­сылками для успешного роста. Однако в действительности экономика Японии впала в глубоко застойное состояние. Дело в том, что всю свою выручку ком­пании тратили на улучшение бухгалтерского баланса, а не на развитие про­изводства. Это означало резкое падение совокупного спроса. В подобных усло­виях не сработали фискальные стимулы. Правительство снизило налоги, но это привело лишь к падению доходов бюджета, так и не вызвав роста про­изводства. Причина в том, что компании использовали высвободившиеся сред­ства для решения своей главной задачи - выплаты долга. Не сработала и тра­диционная политика стимулирования спроса путем увеличения денежной мас­сы. Занятые выплатой старых займов, компании не брали новых, в силу чего банковский мультипликатор не работал, и предложение денег увеличивалось слабо. Только накачивание совокупного спроса за счет роста государственных расходов позволило японскому правительству предотвратить полномас­штабный спад национальной экономики. Поскольку кризис японской эко­номики был вызван стратегией улучшения бухгалтерских показателей кор­порациями, то он получил название "балансовой рецессии" .

Таким образом "спираль отрицания" глобального капитализма только начи­нает раскручиваться и не может быть прервана в рамках современного капи­тализма на основе неоклассических иллюзий. Необходимо обратиться к кор­ню проблемы - специфической форме эксплуатации труда, вытекающей из центро-периферических отношений и господства "денежного менеджера", т.е. финансового спекулянта. Именно на этом фоне необходимо оценивать состояние современной российской экономики и ее экономической науки.

Россия как полупериферия мирового капитализма

В период радикальных рыночных реформ у нашей общественности искус­ственно создавалось впечатление, что мы воссоединяемся с Западом, т.е. ста­новимся частью центра мирового капитализма. На самом деле, как теперь оче­видно, нас приглашали не сесть за стол, а помогать на кухне. По оценкам спе­циалистов, Россия относится к группе так наз. полупериферийных госу­дарств, занимающих промежуточное положение в мировом хозяйстве [см. напр. Глобализация... 2003]. Но если другие государства этой группы, например, Китай и Индия, стремятся в центр, наша страна движется к периферии (см. ниже). Именно в природе отечественного капитализма и кроется ключ к пониманию того, каковы особенности протекания мирового кризиса в нашей стране.

Автор предлагает свое решение данной проблемы, опираясь на методологию "восхождения от абстрактного к конкретному" [подробнее см. Дзарасов, Новоженов 2005; Дзарасов 2009а: 3-29; Дзарасов 2010]. Она была разработа­на Гегелем, применена К.Марксом в его "Капитале" и развита цаголовской школой политической экономии МГУ им. М.В.Ломоносова [см. Курс... 1973]. Рассматриваемый подход противостоит позитивизму неоклассики, сводящему научное знание к тому, что дано в непосредственном наблюдении. Сутью "вос­хождения от абстрактного к конкретному" является выделение в изучаемом явлении сперва исходной категории, выражающей его самую глубокую, каче­ственную основу. Самое абстрактное, и в силу этого исходное понятие научной системы в ходе ее развития обогащается более конкретными чертами. Таким образом, вся система научных понятий выстраивается как лесенка, ведущая от абстрактного к конкретному, от простого к сложному, от исходного к про-изводному . Особое значение имеет одна из центральных проблем универ­ситетского курса - разграничение исходного и основного экономических отно­шений. Если первое образует всеобщую форму всех остальных экономиче­ских явлений данной социально-экономической системы (например, товар), то второе определяет ее цель (например, прибавочная стоимость). Остальные экономические процессы оказываются подчинены основному экономиче­скому отношению и определяются им. Как показано выше, механизм кризиса мирового хозяйства прослеживается к той специфической форме, которую принял закон прибавочной стоимости (эксплуатация труда) в усло­виях глобализации.

Необходимо определить, какую конкретную форму приобретает закон при­бавочной стоимости в современных российских условиях. Для решения дан­ной задачи необходимо рассмотреть институциональную природу отече­ственного капитала.

Российский крупный бизнес покоится на неформальном контроле над акти­вами . Автором этих строк введено понятие "инфраструк­туры инсайдерского контроля" , т.е. системы формаль­ных и неформальных институтов, обеспечивающих доминирующей группе (крупным инсайдерам) господство над предприятиями. Ее внешние элементы составляют коррупционные связи с чиновничеством, обеспечивающие защи­ту "прав собственности" от посягательств со стороны ("крышевание"), а внутренние - систему контроля за наемными работниками. Преимущественно неформальный характер инфраструктуры контроля означает, что по существу основу отечественной модели корпоративного управления составляет вне­экономическое принуждение. Возможность всегда оспорить неформальные "права" порождает непрерывный процесс перераспределения собственности в России путем криминального рейдерства [см. напр. Рейдерство... 2008] и "квазинационализации" [см. напр. Устюжанина 2009]. Результатом постоянной угро­зы экспроприации "соратниками по классу" становится краткосрочность вре­менной ориентации отечественного предпринимательства.

Это выражается в том, что российский собственник присваивает не предпринимательскую прибыль, а краткосрочную инсайдерскую ренту, т.е. доход, извлекаемый за счет контроля над финансовыми потоками предприятия [Дорофеев 2001]. Механизм вывода ренты чаще всего связан с использова­нием подставных торговых компаний, зарегистрированных в офшорах. Компрадорский характер нашего крупного бизнеса, характерный для стран периферийного капитализма, проявляется в систематическом вывозе капи­тала за рубеж в виде низкорискованных сбережений. Таким образом, доми­нирующая форма дохода в отечественном крупном бизнесе отражает место нашей страны в мировой капиталистической системе. Свойствами инсай­дерской ренты объясняются основные микро- и макроэкономические про­цессы, протекающие в российской экономике.

Источниками обсуждаемого типа дохода могут быть любые виды финан­совых потоков предприятия: фонд оплаты труда, инвестиции, амортизация, дивиденды, невыплаченные налоги, невыполненные контрактные обяза­тельства и т.д. Результатом этого становится целый ряд корпоративных конфликтов. Финансовые инвесторы систематически недооценивают акции российских компаний, вычитая из стоимости активов величину инсайдерской ренты. Благодаря этому рынок ценных бумаг не может быть существенным источником мобилизации капитала для наших предприятий. В ответ на необоснованное снижение заработной платы рабочие редко прибегают к органи­зованному выражению протеста, но начинают отлынивать от работы, воро­вать, выполнять левые заказы на оборудовании фирмы и т.д. Менеджеры, не входящие в доминирующую группу, организуют хищения в больших мас­штабах. В ответ на обострение корпоративных конфликтов доминирующие на российских предприятиях группы усиливают централизацию управления, контроль за деятельностью персонала и внутренние службы безопасности (внутренние элементы инфраструктуры контроля).

Извлечение инсайдерской ренты определяет распределение националь­ного дохода в нашем обществе, характеризующимся стремительным ростом социального неравенства [Социальное... 2008: 132]. Это означает сужение емко­сти внутреннего рынка, т.к. в современном обществе его основу составляет спрос наемных работников. В результате снижается объем продаж наших ком­паний и падают их прибыли, что ограничивает накопление фондов и подрывает стимулы для инвестиций.

Инсайдерская рента стала главным фактором формирования структуры цен, определяющей межотраслевые финансовые потоки в нашей экономике. Наиболее сильными оказались группировки капитала из экспорт-ориенти­рованного энергосырьевого сектора российской экономики, в силу чего сло­жился диспаритет цен в их пользу и в ущерб обрабатывающей промышлен­ности [Дзарасов. Новоженов 2005: 124-146]. Результатом ориентации рос­сийского крупного бизнеса на извлечение краткосрочной ренты стали ущербные инвестиционные стратегии отечественных компаний . Именно этим объясняется плачевное состояние фон­да основного капитала страны. Так, в 2007 г. средний срок жизни машин и оборудования в промышленности превышал 21 год. Доля того же показате­ля в составе основных фондов промышленности в возрасте свыше 20 лет составляла 51,5%, 10-ти лет - 13,7, 15-ти лет - 25,9% [Корнев 2009: 147]. В этих условиях трудно говорить и об инновационном развитии страны: в 2007 г. инновации осуществляло менее 10% предприятий России, а доля иннова­ционных товаров и услуг в отгруженной продукции предприятий составля­ла около 5% [Индикаторы... 2009: 10]. Систематический вывод инсайдерской ренты с предприятий с последующим ее накоплением за рубежом ведет к тем же последствиям для макроэкономической политики, что и "балансовая рецес­сия" в Японии, но в более разрушительном виде: теряют эффективность нало­говые стимулы и денежная политика. В самом деле, сэкономленные благо­даря снижению налогов средства будут присвоены доминирующими группами в виде ренты, и производство не возрастет. С другой стороны, практика систе­матического вывода части финансовых потоков с предприятий ведет к взи­манию банками высокой премии за риск, резко ограничивает возможности привлечения кредитов и тем самым снижает действие банковского мульти­пликатора, и подрывает предложение денег.

Нежизнеспособность отечественного капитализма ярко проявилась в том факте, что наша страна вышла из-под дождя нефтедолларов, который щед­ро лился на нее большую часть 2000-х годов, с изношенными и устаревши­ми основными фондами, с искаженной в пользу энергосырьевого сектора структурой экономики, с массовой бедностью населения. Превратившись в поставщика сырья и рынок сбыта обрабатывающей промышленности развитых стран, Россия становится заурядной страной периферийного капитализма.

Рис. 3 в обобщенном виде демонстрирует влияние перехода к перифе­рийному (или полупериферийному) капитализму на социально-экономическое развитие страны в сравнении с другими государствами. Как по рангу индек­са человеческого развития (ИЧР) , так и по ВВП на душу населения все быв­шие советские республики без исключения отстали от СССР на порядок. Разрыв этот при сложившемся к нынешнему времени общественном строе непреодолим. В.А.Красильщиков отмечает, что произошедшее с экономи­ками бывших советских республик в начале 1990-х годов "известно другим странам и народам только в сопоставлении c временами войн и вражеских нашествий". Отметив, что ни одна страна СНГ, кроме Казахстана, не смо­гла вернуться к советскому уровню подушевого ВВП относительно его сред­немирового значения, он делает вывод, что "все постсоветское развитие для большинства населения бывшего СССР означало драматическое соскаль­зывание к периферии мировой экономики" [там же: 116-117].

Рисунок 3. Соотношение рангов индекса человеческого развития и подушевого ВВП в СССР (1987 г.) и бывших советских республиках (2007 г.) (ранги выстроены по убыванию показателей).

Рассчитано по: .

Все рассмотренные особенности современной российской экономики, пре­вращающейся в вариант периферийного капитализма, раскрываются как из своего генетического кода из понятия инсайдерской ренты, являющейся конкретной формой прибавочной стоимости. Таким образом, разграничение эко­номических отношений на исходное, основное и производные, предложен­ное цаголовской школой, позволяет представить современную российскую экономику не как хаотическое нагромождение отдельных фактов и тенден­ций, а как упорядоченную социально-экономическую систему, характери­зующуюся внутренней логикой и единством.

Целостная картина российской экономики позволяет объяснить ее особую уязвимость по отношению к кризисным потрясениям мирового масштаба. Располагая разрушающейся обрабатывающей промышленностью и резко сузив­шимся внутренним рынком, российская экономика в решающей степени зави­сит от динамики мировых цен на энергоносители. Именно поэтому неожи­данное для большинства россиян начало мирового экономического кризиса, приведшее к падению спроса на нефть, так больно ударило по нам. Другим важ­нейшим каналом влияния кризиса на нашу экономику является бегство иностранного и российского спекулятивного капитала с нашего так наз. "раз­вивающегося рынка", которое происходит при малейших признаках небла­гоприятной мировой конъюнктуры. Таким образом, причины того, что мировой кризис вызвал спад нашей экономики больший, чем спад в разви­тых странах, могут быть прослежены в институциональной природе нашего бизнеса, отражающей место России в капиталистической мир-системе.

При всей важности этих чисто экономических проблем кризис вызвал еще более грозные политические опасности. В современных условиях неизбежно обострение борьбы за контроль над энергоресурсами на мировой арене. Оно уже происходит в ходе так наз. "войны с международным терроризмом", кото­рую ведут США. В этих условиях жизненно важным для центра мирового капи­тализма становится установление контроля над энергоресурсами Каспия и Средней Азии. Именно это, по мнению специалистов, лежит в основе воз­обновившейся в последние десятилетия так наз. "Большой игры", т.е. борьбы США и России за доминирование в Центральной (как выражаются на Западе) Азии [см. напр. Rashid 2002; Kleveman 2003]. Кавказ является важным фрон­том этой борьбы, на котором произошло фактическое объединение сил исламского экстремизма и Запада [Горяинов 2005]. Война августа 2008 г. на Южном Кавказе была подготовлена и вдохновлялась Соединенными Штатами [Дзарасов 2009б]. Российское общество с подорванной экономикой, расколотое на богатых и бедных, не в состоянии противостоять этой внешней угрозе.

В этих условиях непредвзятый научный анализ российской экономики как целостной общественной системы приобретает особое значение для выжи­вания нашей страны. Между тем, как показывают события, отечественная нау­ка плохо выполняет этот свой важнейший долг перед обществом.

Вместо заключения. Ответственность российской экономической науки

На рубеже 1990-х годов российская научная - и в том числе экономиче­ская - общественность поспешно отказалась от советского интеллектуаль­ного наследия и от марксизма в целом. Столь же поспешно и необдуманно она приняла в качестве своего мировоззрения неоклассический мэйнстрим. Между тем, неоклассика не позволяет сколько-нибудь глубоко анализировать мировой и отечественный кризисы, так как согласно ее постулатам этих кризисов попросту не может быть. Приняв апологетическую концепцию капи­тализма, отечественная экономическая наука оказалась беспомощной перед лицом стремительного развития неблагоприятных событий в мировой и оте­чественной экономике. Думается, что давно настала пора радикального пересмотра ценностей в нашем профессиональном сообществе.

Наследие советской экономической мысли было отвергнуто на том осно­вании, что оно отличалось апологетикой советского строя. Действительно, идеологическая догматика со всеми ее негативными последствиями являлась неотъемлемой чертой экономического мышления того времени. Однако, как показано выше, апологетика капитализма лежит в основе неоклассической теории, получившей в буржуазной России статус официальной экономиче­ской идеологии. Как свидетельствуют факты, западный мэйнстрим "про­глядел" назревание мирового кризиса. Что же касается нашей страны, то в условиях господствующих в ней рентных отношений постулаты мэйнстрима - рациональный экономический человек, стремление рынка к общему рав­новесию, распределение на основе предельной производительности факто­ров и т.д. - выглядят попросту абсурдно.

Главным отличием советской экономической мысли от западного мэйнстрима был вовсе не догматизм (его хватает и у неоклассики), а разработка проблемы пла­нирования как альтернативы рынку, и социализма как альтернативы капитализму. Неоклассический подход исключает планирование как таковое. Однако миро­вой кризис наглядно опровергает догматическую веру в силы рыночной само­регуляции. В конце концов, именно с освобождения капитала от пут государственного регулирования при Р.Рейгане и М.Тэтчер берет свой отсчет нарастание нынешнего кризиса. Альтернативные по отношению к неокласси­ке школы западной науки отвергают мэйнстрим, в частности, на том основании, что капитализму присуща фундаментальная неопределенность будущего (см. выше), в силу чего рыночная саморегуляция не срабатывает. Тем самым, фак­тически, обозначается место для планирования, ибо последнее есть не что иное, как понижение степени неопределенности экономической системы. Однако западные школы альтернативной экономики не располагают сколько-нибудь раз­витыми концепциями планирования, за несколькими исключениями . Советское наследие в этом отношении уникально и не имеет мировых аналогов.

Бездумный отказ от наследия планируемой экономики, вместо его тщательной ревизии и обновления, был равнозначен отказу отечественной экономической науки от собственного лица. На полках библиотек западных университетов вы найдете множество книг, посвященных советскому опыту планирования и поле­мике с соответствующей концепцией. Однако вы не увидите ни одной работы, посвященной современной российской экономической науке. По опыту нескольких лет своего общения с коллегами из западных университетов могу сказать, что у них весьма туманное представление о советском планировании и советской экономической мысли, но о современной российской науке нет ника­ких сведений вообще. Нам следует присмотреться к опыту Китая, который не только не отказался от планирования, дополнив его рынком, но не спешит принять и мэйнстрим. Внимательно следя за дискуссиями в мировой науке и учи­тывая ее результаты, китайские коллеги предпочитают идти собственным путем, отводя планированию не исключительное, но весьма достойное место.

На мой взгляд, магистральный путь развития отечественной экономической науки лежит не в замене советской догматики ее неоклассическим аналогом, а в модернизации наследия советской экономической школы путем его синтеза с альтернативными школами мировой науки (см. изложение основ концепции планово-рыночного хозяйства: [Дзарасов, Новоженов 2005: 479-510; Дзарасов 2010: 307-320]). При этом, если западные теории, противостоящие мэйнстриму, дают более глубокое проникновение в механизм функционирования совре­менного капитализма, то советская наука отражает опыт альтернативы рынку и капитализму, бесценный в современных условиях. На мой взгляд, это глав­ный урок, который можно вынести из научного анализа мирового финансово-экономического кризиса и особенностей его протекания в России.

Литература

1. Афанасьев Вл. 2005. Первые системы политической экономии (Метод экономической двойственности). М.: ИНФРА-М.
2. Богданов А. 1910. Падение великого фетишизма. СПб.
3. Глобализация и крупные полупериферийные страны. Под ред. В.Хороса. 2003. - Научные доклады, вып. 1. М.: Международные отношения.
4. Горюнов А.П. б.г. Мировой финансово-экономический кризис и его российские про­явления. Институт экономики ДВО РАН. Доступ: http://ecrin.ru/content/view/235/116/ осуществлен 06.06.2010.
5. Горяинов С. 2005. Деньги террора. Кто оплатил Беслан?М.: Издательство "Европа".
6. Дзарасов Р. 2009а. Методология Н.А. Цаголова в исследовании накопления капитала в современной России. - Вестник МГУ. Серия 6. Экономика, № 3.
7. Дзарасов Р. 2009б. Пятидневная война на Кавказе: события и размышления. - М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ".
8. Дзарасов Р. 2010. Механизм накопления капитала и инвестиционные стратегии рос­сийских корпораций. Диссертация на соискание ученой степени доктора экономиче­ских наук. М.: ЦЭМИ РАН.
9. Дзарасов Р., Новоженов Д. 2005. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М.: Едиториал УРСС.
10. Дорофеев Е. 2001. Модели ценообразования на российском фондовом рынке. Диссертация на соискание ученой степени кандидата экономических наук. М.: ЦЭМИ РАН.
11. Индикаторы инновационной деятельности: 2009. Статистический сборник. 2009. М.: Росстат РФ, Минобрнауки РФ, ГУ-ВШЭ.
12. Корнев А. 2009. Возможности ускоренного обновления активной части основного капитала отраслей промышленности. - Проблемы прогнозирования, № 5.
13. Красильщиков В.А. 2010. Человеческое развитие и изменения в мировой системе. Опыт количественного анализа. М.: Институт Латинской Америки РАН.
14. Курс политической экономии. Под ред. Н.А. Цаголова. Т. 1-2. 1973. М.
15. Осмысливая мировой капитализм. И. Валлерстайн и миросистемный подход в современной западной литературе. 1997. - Сб. статей под ред. В.Хороса и М.Чешкова. М.: ИМЭМО РАН.
16. Рейдерство как социально-экономический и политический феномен современной России. 2008. М.: Центр политических технологий.
17. Социальное положение и уровень жизни населения России. 2008. Статистический сбор­ник. 2008. М.: Федеральная служба государственной статистики (Росстат).
18. Устюжанина Е. 2009. Квазинационализация как этап трансформация отношений собственности. Тезисы доклада на ученом совете. М.: ЦЭМИ РАН.
19. Ahamed L. 2009. Lords offinance. The bankers who broke the world. N.Y.: The Penguin Press.
20. Arthur C. 2002. The spectral ontology of value. - Critical realism and Marxism. Ed. by Brown A., Fleetwood S. and Roberts J. L.: Routledge.
21. Bhaskar R. 1993. Dialectic: the pulse of freedom. London: Verso.
22. Blumental M.W. 1987/88. The world economy and technical change. - Foreign affairs, America and the World, vol. 66, № 3.
23. Carabelli A.M. 1988. On Keynes"s method. L.: The Macmillan Press Ltd.
24. Cooper G. 2008. The origin of financial crises. Central banks, credit bubbles and the effi­cient market fallacy. N.Y.: Vintage Books.
25. Davidson P. 2002. Globalization. - Journal of Post-Keynesian Economics, vol. 24, № 3.
26. Dolgopyatova T. 2005. Evolution of the Corporate Control Models in the Russian Companies: New Trends and Factors. - SUHSE Working Paper WP1/2005/04. M.
27. Dzarasov R. 2007. Insider Control and Investment Behaviour of Russian Corporations. PhD. Thesis. Stoke-on-Trent (UK).
28. Dzarasov R. 2009. Critical realism and Russian economics. - Cambridge journal of eco­nomics, doi: 10.1093/cje/bep059.
29. Dzarasov R. 2010. Eichnerian megacorp and investment behaviour of Russian corpora­tions. - Cambridge journal of economics, doi: 10.1093/cje/bep081.
30. Economic Report of the President. 1973. Washington: White House.
31. Economic Report of the President. 2009. Washington: White House.
32. Economic Report of the President. 2010. Washington: White House.
33. Economic Indicators. March 2010. Washington: US Department ofCommerce.
34. Eichner A. 1976. The megacorp and oligopoly: micro foundations ofmacro dynamics. Cambridge: Cambridge university press.
35. Greider W. 1998. One world, ready or not: the manic logic of global capitalism. - N.Y.: Simon & Schuster.
36. Human Development Report 1990. 1990. N.Y., Oxford: Oxford University Press.
37. Human Development Report 2009. 2009. Basingstoke, N.Y.: Palgrave Macmillan. 59
38. Kapstein E. 1996. Workers and the world economy. - Foreign affairs, vol. 75, № 3.
39. Kennedy P. 1993. Preparingfor the twenty-first century. N.Y.: Random House.
40. Kleveman L. 2003. The New Great Game. Blood and Oil in Central Asia. L.: Atlantic Books.
41. Koo R. 2008. The Holy Grail of macroeconomics: lessons from Japan"s great recession. Singapore: John Wiley & Sons (Asia) Pte. Ltd.
42. Krugman P. 1994. Peddling prosperity. Economic sense and nonsense in the Age of Diminished Expectations. N.Y., L.: W.W. Norton & Company.
43. Krugman P. 2009. The return of depression economics and the crisis of 2008. N.Y., L.: W.W.Norton & Company Inc.
44. Lavoie M. 1992. Foundations of Post-Keynesian economic analysis. Aldershot (UK), Brookfield (USA): Edward Elgar Publishers.
45. Minsky H. 2008. Stabilizing an unstable economy. N.Y. etc.: McGraw Hill.
46. Minsky H. and Whalen C. Winter 1996-1997. Economic insecurity and the institutional prerequisites for successful capitalism. - Journal of Post-Keynesian Economics, vol. 19, № 2.
47. Rashid A. 2002. Taliban. Islam, Oil and the New Great Game in Central Asia. L.: I.B. Tauris & Co Ltd.
48. Shiller R. 2005. Irrational exuberance. Princeton, N.J.: Princeton University Press.
49. Shiller R.J. 2008. The subprime solution. How today"s global financial crisis happened, and what to do about it. Princeton, N.J. and Oxford: Princeton University Press.
50. Tolios Y. 2010. Economic crisis, financial markets and Economic & Monetary Union in the EU. The Greek experience from it"s participation in the "euro-zone" and the question of an alternative economic policy. - Political economy: reactualization. International theore­tical conference. M., April 19-20 th .
51. Wallerstein I. 2004. World-System analysis. An introduction. Durham, NC, USA: Duke University Press.
52. Willett C. 1990. The shadow of Hegel"s "Science of logic". - Essays on Hegel"s logic. Ed. by G. di Giovanni. Albany, NY: SUNY Press.

Основы неоклассической школы заложил английский экономист Альфред Маршалл (1842­1924). Классическая школа политической экономии (А.Смит, Д.Рикардо, К.Маркс и другие) была озабочена, прежде всего, развитием теории стоимости. Неоклассики сосредоточились на функциях спроса и предложения и вытекавшей из их взаимодействия проблеме равновесия отдельных рынков и экономики в целом.

Эта школа современной философии развивает последовательную критику позитивизма с по­зиций диалектики. Ее признанным лидером является профессор Оксфордского университета Рой Баскар. Критический реализм исходит из того, что форма явлений не совпадает с их сущ­ностью, в силу чего наука не может ограничиться простой констатацией эмпирически наблю­даемой связи явлений (как в законе причинности Д.Юма), а должна перейти к скрытым от не­посредственного наблюдения механизмам, лежащим в основе такой связи [см. Bhaskar 1993].

То, что учение К.Маркса о двойственном характере труда в неявном виде заключено в тео­риях всех основных школ мировой экономической науки, показано в [Афанасьев 2005].

Отрыв ТНК от национальных корней не следует абсолютизировать. Большую часть прибы­лей они вывозят в страну базирования.

См. блестящий анализ философской концепции Дж.Кейнса и ее применения в экономиче­ской теории в работе .

См. анализ данной концепции российскими учеными в [Осмысливая... 1997]. По мнению Валлерстайна, Маркс разработал модель, которая якобы применима только к замкнутому национальному хозяйству, тогда как капитализм являлся мировой системой с самого начала своего зарождения и может быть понят только сквозь призму центро-периферических отно­шений. На наш взгляд, в этом рассуждении содержится распространенная ошибка смешения абстрактного и конкретного уровней научного анализа. Абстрактные понятия системы Маркса - стоимость, прибавочная стоимость, цена производства и другие - применимы к анализу любой конкретной формы капитализма, находящегося на любой стадии истории, будь то эпоха свободной конкуренции, корпоративного капитала или глобализации, более того - образуют основу такого анализа. Различаться модели капитализма - национального или ми­рового все равно - будут не своими абстрактными (т.е. наиболее общими, наиболее типич­ными) качествами, а их модификацией в ходе восхождения от абстрактного к конкретному (см. ниже). Модель Валлерстайна, таким образом, образует лишь частный случай модели Маркса, как и предлагаемая ниже на данных страницах модель современного российского капитализма. Основным недостатком теории Валлерстайна нам представляется то, что в ней анализ капитализма сводится к конкретному уровню (вместо того, чтобы восходить к нему), благодаря чему снижается глубина интерпретации предмета. С уважением относясь к вкладу Валлерстайна и его школы, мы в настоящем тексте попытаемся избежать того, что расцени­ваем как ее главный порок.

Несмотря на усиление неравенства в развитых государствах, диспропорции в доходах там все-таки не столь велики, как в странах периферийного капитализма.

Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность Рафаэлю Абдулову, который обратил мое внимание на эти данные в ходе аспирантского семинара в ЦЭМИ РАН.

Анализ методологии Н.Цаголова в контексте современных дискуссий по философии науки см. в .

Под инсайдерами понимаются те, кто контролирует корпоративное управление. Приме­нение данного термина вызвано тем, что в подобной роли часто выступают лица, формально не являющиеся собственниками предприятий, например, генеральные директора, не распо­лагающие акциями, или руководители государственных предприятий.

В литературе отмечаются многочисленные недостатки ИЧР. В частности то, что ИЧР сам по себе ничего не говорит о масштабах бедности и ее динамике; не характеризует уровень раз­вития страны в целом; является относительным показателем, зависящим от достигнутых в мире максимумов и минимумов и т.д. В связи с этим предлагаются другие синтетические по­казатели, более полно характеризующие развитие стран. Однако в пользу ИЧР можно сказать, что он основан на данных, которые более доступны по всем странам с высоко- и не очень раз­витыми статистическими службами [см. Красильщиков 2010].

См., например, любопытную концепцию индикативного планирования американского экономиста А.Эйхнера .

• Главная
• Бизнес